Радость жизни
Итальянский характер
Предметом всеобщей зависти окружающих является знаменитое умение итальянцев получать удовольствие от жизни. Радость жизни составляет важнейшую часть их бытия. Ни карьера, ни деньги сами по себе, ни труд, ни политика не столь важны, как получение удовольствия. Удовольствия могут быть разные – хорошее вино, вкусная еда, красивая женщина, общение с другом, уличный или семейный праздник. Именно эти вещи имеют первостепенное значение для итальянца, именно они составляют смысл и придают значение жизни. Гете отмечал, что итальянцы «…работают не только, чтобы жить, но и чтобы наслаждаться жизнью, и даже в труде хотят радоваться ей».
Праздники, фестивали, карнавалы, уличные шествия сменяют друг друга с завидной регулярностью. Не имеет значения – старинная ли это традиция, уходящая корнями в глубокое прошлое и носящая ярко выраженный еще языческий характер, или новинка, введенная местным туристическим бюро для привлечения туристов, все развлечения быстро становятся частью общественной жизни и отмечаются с завидным энтузиазмом. Это заразительно, и те, кому удается приобщиться к тайне Италии, принять участие в ее вечном празднике, согласятся, пожалуй, все с тем же Гете, писавшим о ней, что это «рай, каждый здесь живет в своего рода хмельном самозабвении. Со мной происходит то же самое, я, кажется, стал совсем другим человеком. Вчера я подумал: либо ты всю жизнь был сумасшедшим, либо стал им нынче».
К удовольствиям, как и ко всему остальному, итальянцы относятся крайне серьезно и со всей страстью. Так, еда, одна из главных радостей итальянской жизни, это не просто принятие пищи, гастрономические изыски, обилие и разнообразие, это важнейшее, очень серьезное, очень важное действо, в котором значительно все – порядок, время, процесс, обстановка, настроение. Каждый прием пищи — это небольшое представление, причем место и цена в этом случае не имеют значения: и дорогой изысканный ресторан, и маленькая скромная пиццерия, и деревенская траттория, все играют по одним общим правилам. Единственное исключение и, к сожалению, именно оно лучше всего знакомо путешествующим, это заведения в местах скопления туристов. Можно оправдать итальянцев – не только жажда наживы движет ими: какой смысл тратить божественное искусство на жалких людей, которые могут полить макароны кетчупом, или съесть сыр на закуску, или в холодный день выпить граппы перед едой?
Праздники, фестивали, карнавалы, уличные шествия сменяют друг друга с завидной регулярностью. Не имеет значения – старинная ли это традиция, уходящая корнями в глубокое прошлое и носящая ярко выраженный еще языческий характер, или новинка, введенная местным туристическим бюро для привлечения туристов, все развлечения быстро становятся частью общественной жизни и отмечаются с завидным энтузиазмом. Это заразительно, и те, кому удается приобщиться к тайне Италии, принять участие в ее вечном празднике, согласятся, пожалуй, все с тем же Гете, писавшим о ней, что это «рай, каждый здесь живет в своего рода хмельном самозабвении. Со мной происходит то же самое, я, кажется, стал совсем другим человеком. Вчера я подумал: либо ты всю жизнь был сумасшедшим, либо стал им нынче».
К удовольствиям, как и ко всему остальному, итальянцы относятся крайне серьезно и со всей страстью. Так, еда, одна из главных радостей итальянской жизни, это не просто принятие пищи, гастрономические изыски, обилие и разнообразие, это важнейшее, очень серьезное, очень важное действо, в котором значительно все – порядок, время, процесс, обстановка, настроение. Каждый прием пищи — это небольшое представление, причем место и цена в этом случае не имеют значения: и дорогой изысканный ресторан, и маленькая скромная пиццерия, и деревенская траттория, все играют по одним общим правилам. Единственное исключение и, к сожалению, именно оно лучше всего знакомо путешествующим, это заведения в местах скопления туристов. Можно оправдать итальянцев – не только жажда наживы движет ими: какой смысл тратить божественное искусство на жалких людей, которые могут полить макароны кетчупом, или съесть сыр на закуску, или в холодный день выпить граппы перед едой?
Суть итальянского счастья заключена в простоте и ритмичности жизни. Удовольствия должны быть самыми базовыми – еда, общение, красота, зрелища, а распорядок - постоянным и неизменным. Самые счастливые люди этой счастливой нации — это, наверное, пожилые мужчины, сидящие утром в баре в небольшом городке. Им уже никуда не надо спешить, ничто не собьет их радостного покоя. Каждое утро они приходят сюда, берут чашечку кофе, а иногда и чего-нибудь покрепче (могут теперь себе позволить), и долго сидят за столиком на улице, наблюдая жизнь и переговариваясь. Все в их жизни предсказуемо и определено. Они точно знают, что было вчера и что будет завтра. Это и есть итальянское счастье.
Если жизнь усложняется, в нее входят неожиданности, или (не дай Бог!) сомнения в смысле жизни, счастье начинает потихоньку уходить. То же самое происходит, если сбивается ритм, определенность, постоянство повседневности. Поэтому самые несчастные люди в Италии – это интеллигенты, так как это положение заведомо предполагает метания, сомнения и недовольство существующим миром. Но в других странах они не так выделяются, как в Италии, здесь их выдают скорбные складки на лице.
Журналист Луиджи Барзини, автор знаменитой книги «Итальянцы», написанной в 1960-е, утверждал, что итальянцы часто идут на маленькие хитрости и обманы, чтобы доставить радость себе и окружающим. Так, например, спидометры их машин показывают скорость на 10 - 20 процентов выше реальной, чтобы ты мог совершенно безопасно чувствовать себя крутым гонщиком. Часы на вокзале всегда на 5 минут спешат, чтобы не вызывать неприятного чувства, что ты опоздал на поезд всего на полминуты, а вот в поезде они чуть-чуть отстают, чтобы создать иллюзию пассажирам, что они прибывают вовремя, даже если это не так. Обман не всегда вызван стремлением словчить или перехитрить, иногда он направлен на то, чтобы доставить радость себе и ближнему.
В большинстве традиционных итальянских баров с вас никогда не возьмут денег вначале. Более того, даже недоуменно покачают головой и замашут руками, хотя, казалось бы, проще нарушить порядок и взять сразу деньги с этого бестолкового иностранца. Но нет, надо хотя бы попытаться приобщить его к радостям жизни. А порядок должен быть таким. Ты приходишь и заказываешь свой напиток - кофе, воду, вино, все равно что. Сначала – удовольствие, неторопливое и ничем не замутненное. А потом уже, перед уходом, проза жизни, деньги и прочие глупости. Конечно, в больших и оживленных заведениях, в крупных городах, на автострадах такой порядок невозможен, здесь сначала деньги, а потом уже радости, но это нарушение правила, вызванное необходимостью и суетой современной жизни.
Если жизнь усложняется, в нее входят неожиданности, или (не дай Бог!) сомнения в смысле жизни, счастье начинает потихоньку уходить. То же самое происходит, если сбивается ритм, определенность, постоянство повседневности. Поэтому самые несчастные люди в Италии – это интеллигенты, так как это положение заведомо предполагает метания, сомнения и недовольство существующим миром. Но в других странах они не так выделяются, как в Италии, здесь их выдают скорбные складки на лице.
Журналист Луиджи Барзини, автор знаменитой книги «Итальянцы», написанной в 1960-е, утверждал, что итальянцы часто идут на маленькие хитрости и обманы, чтобы доставить радость себе и окружающим. Так, например, спидометры их машин показывают скорость на 10 - 20 процентов выше реальной, чтобы ты мог совершенно безопасно чувствовать себя крутым гонщиком. Часы на вокзале всегда на 5 минут спешат, чтобы не вызывать неприятного чувства, что ты опоздал на поезд всего на полминуты, а вот в поезде они чуть-чуть отстают, чтобы создать иллюзию пассажирам, что они прибывают вовремя, даже если это не так. Обман не всегда вызван стремлением словчить или перехитрить, иногда он направлен на то, чтобы доставить радость себе и ближнему.
В большинстве традиционных итальянских баров с вас никогда не возьмут денег вначале. Более того, даже недоуменно покачают головой и замашут руками, хотя, казалось бы, проще нарушить порядок и взять сразу деньги с этого бестолкового иностранца. Но нет, надо хотя бы попытаться приобщить его к радостям жизни. А порядок должен быть таким. Ты приходишь и заказываешь свой напиток - кофе, воду, вино, все равно что. Сначала – удовольствие, неторопливое и ничем не замутненное. А потом уже, перед уходом, проза жизни, деньги и прочие глупости. Конечно, в больших и оживленных заведениях, в крупных городах, на автострадах такой порядок невозможен, здесь сначала деньги, а потом уже радости, но это нарушение правила, вызванное необходимостью и суетой современной жизни.
Другие народы относятся к итальянской жизнерадостности двойственно. С одной стороны, с раздражением, все уже давно оставили этот детский радостный период позади и живут серьезной взрослой жизнью, полной проблем и неприятностей. С другой, такая ситуация не может не вызывать зависти. Очень популярный путеводитель, составленный англосаксонскими народами (т.е. прежде всего американцами и англичанами) с плохо скрываемыми раздражением и тайной завистью отмечает: «…жизнь в Италии вспыхивает искрами, уже погасшими в Европе. Итальянцы живут со вкусом, им не хватает действенности, но с лихвой достаются удовольствия. Простые действия: еда, прогулка, обычная жизнь приобретают в Италии особый смысл. Жизнью наслаждаются в полную силу, имея за спиной вековую практику».
Действительно, традиция давняя. Даже если не брать римлян и их предшественников, с их древними празднествами, продолжавшимися неделями, более поздняя история дает блестящие образчики. Стремлением получать удовольствие от жизни проникнуты даже самые печальные страницы итальянской истории. За столетия довольно нерадостной жизни – то кризис, то захватчики, то политические, то религиозные распри, - итальянцы как будто научились абстрагироваться от того, что происходит вокруг. Прекрасно это описано в «Декамероне» Боккаччо. Чума 1348 года. Люди мрут как мухи. Живые не успевают хоронить мертвецов. Мрак и разорение города. Ситуация – хуже не придумаешь. И вот группа молодых дам и кавалеров решает уединиться в загородном доме. Что толку страдать и мучиться, ожидая страшной смерти среди всеобщего уныния и запустения? Не лучше ли сидеть в саду, среди приятных людей, пить хорошее вино, есть отличную пищу и вести приятные беседы? А там – будь что будет. Может быть, именно в радости жизни и есть спасение от страшной болезни.
Описывая ужасы чумы во Флоренции, Боккаччо приводит две разные, по его мнению, точки зрения на то, что надо делать в такое трудное время. Неопытный неитальянский глаз не сразу поймет, в чем разница во взглядах, ибо и в том, и в другом случае суть одна – получай удовольствие и думай о дне сегодняшнем, радуясь тому, что ты-то еще жив. «Некоторые полагали, - сообщает Боккаччо, - что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой умеренностью изысканнейшую пищу и лучшие вина, избегая всякого излишества, не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и не желая знать вестей извне - о смерти или больных, - они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается - вот вернейшее лекарство против недуга» (Здесь и далее перевод А.Н. Веселовского).
Может быть, именно из-за этой любви к жизни, принимаемой за легкомыслие, итальянцев нередко, и несправедливо, упрекают в лености. Марк Твен, путешествовавший по Италии, со свойственным ему резким юмором писал: «Мы проезжали через невообразимо странные, чудные городишки, нерушимо хранящие древние обычаи, все еще лелеющие мечты глубокой старины и не слыхавшие о том, что земля вертится! Да и не интересующиеся, вертится она или стоит на месте. У здешних жителей только и дела, что есть и спать, спать и есть; порою они немного трудятся – если найдется приятель, который постоит рядом и не даст им уснуть. Им не платят за то, чтобы они думали, им не платят за то, чтобы они тревожились о судьбах мира… Обыкновенно они работают не надрываясь часа два-три, а потом предаются ловле мух». Но следующие за этим строки выдают внутреннюю причину столь резкого отношения – простую человеческую зависть, зависть человека, прибывшего из мира бизнеса, где каждая минута – это деньги, где мгновение может перевернуть судьбу, а значит, никогда нельзя и расслабиться: «В них нет ничего почтенного, ничего достойного, ничего умного, ничего мудрого, ничего блестящего, - но в их душах всю их глупую жизнь царит мир, превосходящий всякое понимание! Как могут люди, называющие себя людьми, пасть так низко и быть счастливыми?»
Описывая ужасы чумы во Флоренции, Боккаччо приводит две разные, по его мнению, точки зрения на то, что надо делать в такое трудное время. Неопытный неитальянский глаз не сразу поймет, в чем разница во взглядах, ибо и в том, и в другом случае суть одна – получай удовольствие и думай о дне сегодняшнем, радуясь тому, что ты-то еще жив. «Некоторые полагали, - сообщает Боккаччо, - что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой умеренностью изысканнейшую пищу и лучшие вина, избегая всякого излишества, не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и не желая знать вестей извне - о смерти или больных, - они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается - вот вернейшее лекарство против недуга» (Здесь и далее перевод А.Н. Веселовского).
Может быть, именно из-за этой любви к жизни, принимаемой за легкомыслие, итальянцев нередко, и несправедливо, упрекают в лености. Марк Твен, путешествовавший по Италии, со свойственным ему резким юмором писал: «Мы проезжали через невообразимо странные, чудные городишки, нерушимо хранящие древние обычаи, все еще лелеющие мечты глубокой старины и не слыхавшие о том, что земля вертится! Да и не интересующиеся, вертится она или стоит на месте. У здешних жителей только и дела, что есть и спать, спать и есть; порою они немного трудятся – если найдется приятель, который постоит рядом и не даст им уснуть. Им не платят за то, чтобы они думали, им не платят за то, чтобы они тревожились о судьбах мира… Обыкновенно они работают не надрываясь часа два-три, а потом предаются ловле мух». Но следующие за этим строки выдают внутреннюю причину столь резкого отношения – простую человеческую зависть, зависть человека, прибывшего из мира бизнеса, где каждая минута – это деньги, где мгновение может перевернуть судьбу, а значит, никогда нельзя и расслабиться: «В них нет ничего почтенного, ничего достойного, ничего умного, ничего мудрого, ничего блестящего, - но в их душах всю их глупую жизнь царит мир, превосходящий всякое понимание! Как могут люди, называющие себя людьми, пасть так низко и быть счастливыми?»
Сегодня поверхностный наблюдатель во многом согласится с американским писателем, путешествовавшим по Италии почти 150 лет назад. В итальянцах нет истовости по отношению к работе. Свои обязанности они выполняют, по крайней мере так это выглядит, не спеша, перемежая их кофе, вином и едой, по отношению к которым они проявляют подлинный энтузиазм, и бесконечными разговорами ни о чем. Идея, что жизнь – это труд, чужда их философии. Даже мысль о том, что жизнь – это зарабатывание денег и путь к богатству, не слишком им интересна. То есть богатым хочет быть, конечно, каждый, но желательно сразу и чудом. Например, выиграв в лотерею или получив наследство. А методично по крохам откладывать деньги, во всем себе отказывая, во имя какого-то грядущего богатства — это не для них.
Вместе с тем страна живет и функционируют, и порядок в ней есть, хотя и свой. Общественные туалеты – чистые, дороги – прямые, магазины рано утром открыты и торгуют свежим хлебом и булочками. Виноградники ухоженные, масличные рощи аккуратнейшим образом вычищены. Причем работают, как правило, сами итальянцы, не турецкие рабочие, что часто приходится видеть на черных работах в Германии или Франции.
В Италии есть культ прекрасного и старинного, но нет культа чистоты, грязными улицами здесь никого не удивишь. Вместе с тем именно здесь самая сложная и современная система сбора мусора. Даже не пытайтесь выбросить стеклянные бутылки или банки с общим мусором. Вас непременно найдут и укажут на ошибку. Все истово сортируется по отдельным мешкам, да еще и разного цвета – общий мусор, стекло, пластмасса, бумага и т.д. А вот за собаками на улице никто убирать не станет. Это не Англия, где каждый хозяин бежит за своим любимцем с целлофановым пакетом и все собирает. Величественный итальянец, прогуливающий собачку, не станет унижать свое достоинство сбором дерьма. Как результат, загаженные улицы городов, особенно крупных. Такая вот на первый взгляд противоречивая натура, хотя на самом деле все гармонично и закономерно.
Любовь к жизни неразрывно связана в Италии с любовью к своей стране, своей области, своему городу, своей семье, ну а в центре всего этого любовного построения находится сам человек, прекрасный и замечательный. Природное самодовольство является важной отличительной чертой итальянской натуры. В некотором смысле отношение итальянцев к окружающему миру можно было бы выразить популярной когда-то в нашей стране детской песенкой: «Какой чудесный день! Какой чудесный пень! Какой чудесный я! И песенка моя!»
Слабости самолюбования подвержены даже самые сильные люди. В этом нет парадокса. Просто в Италии гордость за самого себя, любимого, не является слабостью. Вот начало мемуаров великого вояки Джузеппе Гарибальди: «У меня было доброе сердце, и следующие случаи, как бы они ни были незначительны, подтвердят это.
Однажды я поймал кузнечика. Принеся его домой, я начал играть с ним и оторвал бедняге ногу. Я так опечалился, что, запершись в комнате, долго и горько плакал» (Перевод В.С. Бондарчука и Ю.А. Фридмана).
Трогательно в своей наивности! Трудно представить себе представителя какой-нибудь другой национальности, столь трепетно и с искренним чувством отзывающегося о себе. Как подлинный итальянец Гарибальди любил также позу и декорации. Первым делом он выбрал подходящий костюм для своих сторонников – красные рубахи. Существует история, рассказанная самим Гарибальди, о том, что это было случайностью, что один фабрикант не смог продать большую партию красных рубашек и отдал их бесплатно. Кто знает, но уж очень к месту и вовремя случилась эта история.
Образ самого героя был запоминающимся и ярким. Не случайно разные элементы его одежды вошли в моду, причем не только в Италии. «Гарибальди» называли мужскую мягкую фетровую шляпу без полей, куртки а-ля Гарибальди - из красного кашемира, украшенные золотым позументом и пуговицами – были популярны среди женщин.
Вот каким представлялся Гарибальди русским современникам, дающим взгляд со стороны. Писатель-народник Сергей Степняк-Кравчинский так описывал итальянского героя: «Дикий наездник пампасов в красной рубахе и высокой калабрийской шапке с широким белым пончо на плечах, с огненно-красными кудрями и с такой же бородой, развевающимися по ветру, прекрасный, как античный Марс. Кто на него взглянет, тот с ума сойдет».
В восторге от него был и юный в те годы Дмитрий Менделеев, отнюдь не революционер по взглядам, будущий великий ученый: «Где был когда-нибудь такой человек, как Гарибальди?.. Он всех и каждого очаровывает, заставляет бросить личные цели для общих, его красноречие просто, как и он сам, - моряк, генерал не по чину, а по природе, правитель, оратор... Он не берет ни почестей, ни денег. Счастлива страна, которая может назвать, может производить таких людей!» Наконец, личный друг Гарибальди, оставивший о нем подробные воспоминания, Александр Герцен отмечал: «Костюм его чрезвычайно важен: в красной рубашке народ узнает себя и своего. Аристократия думает, что, схвативши его коня под уздцы, она поведет куда хочет и, главное, отведет от народа; но народ смотрит на красную рубашку и рад, что дюки, маркизы и лорды пошли в конюхи и официанты к революционному вождю, взяли на себя должности мажордомов, пажей и скороходов при великом плебее в плебейском платье... Гарибальди, целиком взятый из Корнелия Непота, с простотою ребенка, с отвагой льва».
Вместе с тем страна живет и функционируют, и порядок в ней есть, хотя и свой. Общественные туалеты – чистые, дороги – прямые, магазины рано утром открыты и торгуют свежим хлебом и булочками. Виноградники ухоженные, масличные рощи аккуратнейшим образом вычищены. Причем работают, как правило, сами итальянцы, не турецкие рабочие, что часто приходится видеть на черных работах в Германии или Франции.
В Италии есть культ прекрасного и старинного, но нет культа чистоты, грязными улицами здесь никого не удивишь. Вместе с тем именно здесь самая сложная и современная система сбора мусора. Даже не пытайтесь выбросить стеклянные бутылки или банки с общим мусором. Вас непременно найдут и укажут на ошибку. Все истово сортируется по отдельным мешкам, да еще и разного цвета – общий мусор, стекло, пластмасса, бумага и т.д. А вот за собаками на улице никто убирать не станет. Это не Англия, где каждый хозяин бежит за своим любимцем с целлофановым пакетом и все собирает. Величественный итальянец, прогуливающий собачку, не станет унижать свое достоинство сбором дерьма. Как результат, загаженные улицы городов, особенно крупных. Такая вот на первый взгляд противоречивая натура, хотя на самом деле все гармонично и закономерно.
Любовь к жизни неразрывно связана в Италии с любовью к своей стране, своей области, своему городу, своей семье, ну а в центре всего этого любовного построения находится сам человек, прекрасный и замечательный. Природное самодовольство является важной отличительной чертой итальянской натуры. В некотором смысле отношение итальянцев к окружающему миру можно было бы выразить популярной когда-то в нашей стране детской песенкой: «Какой чудесный день! Какой чудесный пень! Какой чудесный я! И песенка моя!»
Слабости самолюбования подвержены даже самые сильные люди. В этом нет парадокса. Просто в Италии гордость за самого себя, любимого, не является слабостью. Вот начало мемуаров великого вояки Джузеппе Гарибальди: «У меня было доброе сердце, и следующие случаи, как бы они ни были незначительны, подтвердят это.
Однажды я поймал кузнечика. Принеся его домой, я начал играть с ним и оторвал бедняге ногу. Я так опечалился, что, запершись в комнате, долго и горько плакал» (Перевод В.С. Бондарчука и Ю.А. Фридмана).
Трогательно в своей наивности! Трудно представить себе представителя какой-нибудь другой национальности, столь трепетно и с искренним чувством отзывающегося о себе. Как подлинный итальянец Гарибальди любил также позу и декорации. Первым делом он выбрал подходящий костюм для своих сторонников – красные рубахи. Существует история, рассказанная самим Гарибальди, о том, что это было случайностью, что один фабрикант не смог продать большую партию красных рубашек и отдал их бесплатно. Кто знает, но уж очень к месту и вовремя случилась эта история.
Образ самого героя был запоминающимся и ярким. Не случайно разные элементы его одежды вошли в моду, причем не только в Италии. «Гарибальди» называли мужскую мягкую фетровую шляпу без полей, куртки а-ля Гарибальди - из красного кашемира, украшенные золотым позументом и пуговицами – были популярны среди женщин.
Вот каким представлялся Гарибальди русским современникам, дающим взгляд со стороны. Писатель-народник Сергей Степняк-Кравчинский так описывал итальянского героя: «Дикий наездник пампасов в красной рубахе и высокой калабрийской шапке с широким белым пончо на плечах, с огненно-красными кудрями и с такой же бородой, развевающимися по ветру, прекрасный, как античный Марс. Кто на него взглянет, тот с ума сойдет».
В восторге от него был и юный в те годы Дмитрий Менделеев, отнюдь не революционер по взглядам, будущий великий ученый: «Где был когда-нибудь такой человек, как Гарибальди?.. Он всех и каждого очаровывает, заставляет бросить личные цели для общих, его красноречие просто, как и он сам, - моряк, генерал не по чину, а по природе, правитель, оратор... Он не берет ни почестей, ни денег. Счастлива страна, которая может назвать, может производить таких людей!» Наконец, личный друг Гарибальди, оставивший о нем подробные воспоминания, Александр Герцен отмечал: «Костюм его чрезвычайно важен: в красной рубашке народ узнает себя и своего. Аристократия думает, что, схвативши его коня под уздцы, она поведет куда хочет и, главное, отведет от народа; но народ смотрит на красную рубашку и рад, что дюки, маркизы и лорды пошли в конюхи и официанты к революционному вождю, взяли на себя должности мажордомов, пажей и скороходов при великом плебее в плебейском платье... Гарибальди, целиком взятый из Корнелия Непота, с простотою ребенка, с отвагой льва».
Народ приветствует Джузеппе Гарибальди, въезжающего в Неаполь. Литография 1860 г.
Во всем облике и образе Гарибальди было что-то картинное, именно так должен был выглядеть самый что ни на есть настоящий борец за свободу. Все его действия обставлялись торжественно и с театральной помпой. Неудивительно, что итальянский народ признал в нем героя и пошел за ним. А сегодня самый захолустный городок имеет площадь или улицу, носящую его имя.
Сосредоточенность на себе и своем мире привела к тому, что итальянцы крайне мало интересуются политикой. С их непосредственной жизнью это никак не связано: привычный ритм не нарушает, и слава Богу! В истории Италии было так много самых разных политиков, так часто ее кроили и перекраивали, что самое безопасное и приятное - это жить в своем мире и радоваться этой жизни. К тому же политика – это довольно скучно, хотя итальянцы и предпринимают все усилия, чтобы извлечь максимум удовольствия из этого серьезного дела: то порнозвезду выберут в парламент, то скандальный законопроект примут, а уж про количество скандальных личностей у власти и говорить не приходится. Вон бывший председатель Совета министров Италии (а пост этот он занимал аж четыре срока) Сильвио Берлускони с завидной регулярностью привлекается к суду, и ничего, только адвокаты богатеют.
Гораздо интереснее – футбол. Это действительно национальная страсть. Злые языки поговаривают, что итальянцы живут только ради двух самых главных вещей – еды и футбола, которые составляют две константы их мира. Но это не совсем справедливо, удовольствий, конечно, гораздо больше. Хотя эти, может быть, и главные.
Так же как и политику, итальянцы не признают законы. Они их обсуждают, принимают, а живут все равно так, как приятнее. Для этого они готовы лавировать и изворачиваться, придумывая все новые способы спокойной жизни согласно собственным правилам. Способность итальянцев выпутываться из любых сложных ситуаций хорошо известна. Стремясь обойти закон любой ценой они дают волю фантазии: так, в 1989 году, когда в стране было введено обязательное пристегивание, один неаполитанец немедленно приступил к продаже футболок с изображением пристегнутого ремня. Говорят, спрос на них был велик.
В стране пытаются учитывать эту национальную специфику. В поездах надписи на английском и немецком языке запрещают высовываться из окна, а на итальянском просто не рекомендуют. Все равно ведь будут, что толку запрещать. Налоги устанавливают огромные, так как все твердо знают, что никто их в полном объеме не заплатит. Говорят, что земли, отошедшие к Италии от Австрии, первое время испытывали неожиданные трудности: им постоянно повышали налоги, так как никто не верил, что они их платят полностью.
Сосредоточенность на себе и своем мире привела к тому, что итальянцы крайне мало интересуются политикой. С их непосредственной жизнью это никак не связано: привычный ритм не нарушает, и слава Богу! В истории Италии было так много самых разных политиков, так часто ее кроили и перекраивали, что самое безопасное и приятное - это жить в своем мире и радоваться этой жизни. К тому же политика – это довольно скучно, хотя итальянцы и предпринимают все усилия, чтобы извлечь максимум удовольствия из этого серьезного дела: то порнозвезду выберут в парламент, то скандальный законопроект примут, а уж про количество скандальных личностей у власти и говорить не приходится. Вон бывший председатель Совета министров Италии (а пост этот он занимал аж четыре срока) Сильвио Берлускони с завидной регулярностью привлекается к суду, и ничего, только адвокаты богатеют.
Гораздо интереснее – футбол. Это действительно национальная страсть. Злые языки поговаривают, что итальянцы живут только ради двух самых главных вещей – еды и футбола, которые составляют две константы их мира. Но это не совсем справедливо, удовольствий, конечно, гораздо больше. Хотя эти, может быть, и главные.
Так же как и политику, итальянцы не признают законы. Они их обсуждают, принимают, а живут все равно так, как приятнее. Для этого они готовы лавировать и изворачиваться, придумывая все новые способы спокойной жизни согласно собственным правилам. Способность итальянцев выпутываться из любых сложных ситуаций хорошо известна. Стремясь обойти закон любой ценой они дают волю фантазии: так, в 1989 году, когда в стране было введено обязательное пристегивание, один неаполитанец немедленно приступил к продаже футболок с изображением пристегнутого ремня. Говорят, спрос на них был велик.
В стране пытаются учитывать эту национальную специфику. В поездах надписи на английском и немецком языке запрещают высовываться из окна, а на итальянском просто не рекомендуют. Все равно ведь будут, что толку запрещать. Налоги устанавливают огромные, так как все твердо знают, что никто их в полном объеме не заплатит. Говорят, что земли, отошедшие к Италии от Австрии, первое время испытывали неожиданные трудности: им постоянно повышали налоги, так как никто не верил, что они их платят полностью.
Читайте также:
"Итальянский характер"
Итальянский характер
Итальянский характер
Итальянский характер
Читай меня в яндекс дзен
