Обычные явления жизни нередко оказываются хуже всего изученными наукой. Люди часто не задумываются о том, что стоит за тем или иным повседневным ритуалом или праздником. Праздник масленицы на Руси – на удивление живучий. Достоверно известно, что его традиции пережили противостояние с христианством на протяжении более тысячи лет и антагонизм с атеизмом в XXI веке. Он всегда был особенно любим в народе – шумный, веселый, радостный, весенний и, конечно, вкусный. Обрядовая сторона его известна всем: блины досыта, пляски и хороводы, сжигание чучела. Еще совсем недавно были и другие, тоже хорошо известные по описаниям: ряженые, шутовские шествия и процессии, часто в форме корабля, безграничное обжорство и безудержное пьянство. И почти никто не сомневается в том, что это древний языческий праздник солнца, символом которого является круглый горячий блин.

В некотором смысле масленице одновременно повезло и не повезло. Этот любимый народный праздник был детально описан в трудах многочисленных бытописателей и этнографов XIX – начала XX века. Это было время увлечения всем народным, традиционным, житейским и жизненным. К сожалению, сведения, приводимые авторами, далеко не всегда имеют подтверждение и обоснование, часто всего лишь повторяют расхожие идеи или наоборот приводят случайные данные. Но сегодня они приняли характер незыблемости, просто в силу освященности временем и эпохой. Хотя и тогда, как и сейчас, истоки и корни многих явлений традиционной народной жизни были давно утеряны.

В современном же мире идея праздника масленицы окончательно приняла устойчивые статичные формы, благодаря великому информационному благу/злу – интернету. Информация, повторенная как под копирку сто, тысячу, несколько тысяч раз неизбежно, в конце концов, приобретает характер закона и истины в последней инстанции. Цифры впечатляют: согласно статистике сегодня в России более 80% процента населения являются интернет пользователями. Цифра громадная, и большая часть этого процента с большим доверием относится к интернет-информации.

Массовое распространение поверхностной и недостоверной информации является не единственной сложностью при изучении такого привычного для нас явления как масленица. Сегодня на тему народных традиций и праздников написано довольно много серьезных и интересных работ, пусть они и не доступны массовому читателю. Но есть две важные проблемы. Во-первых, русские традиции, как правило, изучаются в отрыве от общемирового процесса или же непременно в рамках заимствования. Получается, что все многообразие концепций по этому аспекту можно разделить на две большие группы. Первая – масленица исконный славянский (русский) праздник со сложившимися еще в период язычества обрядами и традициями. Вторая – масленица исконный славянский (русский) праздник, с течением времени заимствовавший определенные элементы карнавальной культуры Западной Европы.

Вторая проблема заключается в том, что в поисках корней тех или иных культурных явлений, исследователи редко решаются заглянуть глубже так называемого «язычества» Руси. Исключения существуют, например, академик Б.А. Рыбаков, обращавшийся в трудах о язычестве к доисторическому и первобытному слою. Он был археолог и такого рода материал был ему близок. В целом же поиски корней обычаев и традиций русского народа ведутся довольно близко к поверхности, глубоко «копать» никто не решается. Отсюда проистекает и разорванность с общеевропейскими и мировыми процессами (см. выше), изучение которых хотя бы нередко доводят до античного, а то и древнего мира. Такое впечатление, что славяне появились в раннем средневековье из ниоткуда, сами по себе и не имеют предыстории.

Вместе с тем, некоторые уцелевшие до дня сегодняшнего праздники в гораздо большей степени связывают время и пространство, чем это обычно представляется. Два аспекта мировосприятия и жизнедеятельности человека проявляют значительную устойчивость и противостоят изменениям. Это суеверия и пищевые привычки. И они тесным образом исторически связаны и между собой, и с древними праздниками.

Суеверия относятся к сфере непознанного человеком, даже те, кто их материалистически отрицают, предпочитают их выполнять «на всякий случай» или в силу привычки. Особенно если речь идет о важных вопросах: рождении, смерти, благополучии, здоровье. В самые атеистические времена люди предпочитали выполнить, например, поминальный обряд, не в силу религиозных верований, а как дань традиции и уважения к покойному, ну кто его знает, что «там» и как. Особенно это относится к некоторым народам, склонным к суевериям, как, например, русские. Здесь такого рода обычаи держатся дольше, чем, например, в Западной Европе, хотя, возможно, и не так устойчиво, как в ряде азиатских стран.

Всего лишь один курьезный пример. В великой поэме Гомера несчастная Пенелопа мечтает о возвращении мужа и отмщении женихам. Во время ее пламенной речи сын Телемах внезапно чихает, что Пенелопа с радостью воспринимает это, как подтверждение своих слов.

Вдруг в это время чихнул Телемах, и по целому дому
Грянуло страшно в ответ. Засмеялась тогда Пенелопа.
Тотчас к Евмею она обратилась со словом крылатым:
«Вот что, Евмей, позови-ка скорее ко мне чужеземца!
Разве не видишь? Все, что сказала я, сын зачихал мне?
Значит, для всех женихов несвершившейся гибель не будет…»
(Гомер, Одиссея, XVII, 541-546)

Автор Повести временных лет почти две тысячи лет спустя жаловался на то, что люди «по наущению дьявола» верят в приметы, а некоторые «в чихание веруют, которое на самом деле бывает на здравие голове!» (под 1066 годом).

И сегодня – «чихнул, значит, сказал правду», по-прежнему существует, и как и во времена Одиссея, с шутливым несерьезным оттенком. Пример, возможно, не самый значимый с исторической точки зрения, но весьма впечатляющий в плане устойчивости суеверий. Столь незначительное явление и столь долгое бытование, длиною в достоверных три тысячи лет! И столь широкое территориальное распространение! Вряд ли оно является заимствованием для Руси…

Устойчивость пищевых привычек, вкусов, хорошо известна. То, что адаптация именно в этом вопросе идет труднее всего, хорошо заметно на примере эмигрантов. Одно-два поколения и люди вливаются почти полностью в новую среду, забывая язык, обычаи, образ жизни, но сохраняя приверженность своей первоначальной кухне, следы которой прослеживаются очень долго («так готовила моя бабушка!»).

(продолжение следует)